1984. часть вторая 2016
В конце 2016 года отменили пресловутый закон о пропаганде среди несовершеннолетних. Никто спервоначалу не придал тому особого значения, думая, что связано это с какими-то дипломатическими вывертами, до которых была охоча наша хитрая власть, сначала создавая мнимые запреты, а затем – отменяя, когда это делается очень уж выгодно. Различные активисты приписывали такую славную победу своим усилиям, по секрету рассказывая кругом, как они дошли чуть не до самой кремлевской администрации, и как власть, осознавшая, что уж слишком перегнула палку, склонилась, де, главой своей и двинулась им на уступки. Гром грянул среди ясного ночного новогоднего неба, когда президент в поздравительной речи вдруг сделал свой каминг-аут.
Общество онемело сперва, а затем – взорвалось изнутри, словно страну поразило невидимое землетрясение, которые всколыхнуло и сотрясло такие глубинные нравственные основы, что государство наше затрепетало, зашаталось и даже накренилось, как будто перед окончательным своим падением. Никто не мог понять, что кругом происходит. Если б в родном отечестве вдруг свершилась революция, потрясение, воспоследовавшее вслед за этим, было бы, верно, менее сокрушительным, чем то, что произошло в первые три минуты нового 2017 года, когда Владимир Владимирович, нежно глядя в голубой экран, публично признался, что он – гомосексуал. Все десять дней новогодних каникул общество замерло в трезвом каком-то оцепенении над нетронутым совсем оливье, потеряв дар речи, будто осознавая, как им теперь реагировать. И только после и лопнуло, и вскипело, и заверещало.
Все, как наперебой, стали палить разными версиями, уверяя, что знают подоплеку, мотивы, цель и результат, который за тем последует. Так, одни утверждали, что это была только шутка, и что президент России совсем не может быть педерастом. Другие уверяли, что он хитрец и ловит так на живца, и что только и ждет публичных покаяний, чтобы выявить заразу изнутри, и с чистой совестью расстрелять, добившись чистосердечных предательских признаний. К этой версии склонялись и сами геи, опасаясь пока раскрываться, предпочитая выждать и посмотреть за реакцией. Третьи держали ту сторону, что вождь наш дурачит Запад, подделываясь под иностранные ценности с намерением обмануть и выведать какие-то секреты, которые ему необходимо получить от Америки. Короче, самой популярной была такая идея, что это – многоходовка, и что он опять всех переиграл. В Кремле пока никак не комментировали, ни подтверждая, но и не опровергая, как будто допытывали их про здоровье Фомы, а они, улыбаясь в песковы усы, отвечали им про Емелю. Да и отвык наш народ-то спрашивать у власти чего бы то ни было, о чем не достигнуто прежде строгих договорённостей, и о чём власть сама себя спрашивать не велела.
Многие думали, что сейчас, что совсем ещё чуть, и раздадутся уже опровержения, как вдруг огласили новую, траурную совсем новость, что легализуют в стране однополые браки, и что предписано их регистрировать в актах гражданского состояния, и что профильные комитеты всерьез занялись семейным и гражданским кодексом на предмет внесения туда соответствующих изменений. На том общество вконец оторопело, как будто показали ему воскрешение Лазаря, потеряв дар речи, взглотнуло мёрзлый еще февральский воздух и захрюкало петухом.
Тут уж всех прорвало, и заголосили так, будто снова в стране помер дорогой и любимый Сталин. Некто Милонов, известный скандалист, орал громче прочих, и строгенькая власть наша, должная показывать пример другим горлопанам, скоро арестовала его и бросила в кутузку. Должная доказать, что не намерена она более выслушивать эти истерики, быстро организовала для всей публики показательный процесс, нашла в милоновской биографии гнилое пятно с какими-то богом забытыми гуманитарными овощами в девяностых, и приговорила к десяти годам по вздорному совершенно, но так нужному ей теперь, обвинению. Толпа, вечно подлая в своей низости, рукоплескала приговору со злорадным ехидством. Приговор всех визжателей охладил, и показал вектор, в котором холопству надлежало теперь ориентироваться. Все ловко туда переменились и принялись устраиваться.
Так, православный активист Энтео заявил об отношениях его с Митей Ольшанским, и в числе первых зарегистрировал с ним однополый брак, нарушив непременное загсово правило о месячном сроке, который надлежало выдержать заявителям, отчего потом в оппозиции было массовое разбирательство, почему у нас законы такие избирательные и кто виноват? Другая же часть оппозиции умоляла первую заткнуться, чтобы не бесить власть такими придирками, и молча смотреть, как государство наше наконец-то оборачивается к цивилизации лицом, а не жопою. После чего обе оппозиции, как у нас вечно принято, разосрались. Венчались молодые в Христа Спасителя, праздновали на Воробьевых горах, публики было тысяча человек, места всем даже не хватило за дубовыми скамьями, пили мёд и киселя, а заедали блинами с солёными рыжиками. В гостях был мэр Москвы, недавно сам публично признавшийся.
Вообще, после этой свадьбы массово повалило: открывались каминг-аутами сплошь и рядом, от трудовых коллективов до Совета Федераций, как будто снова в стране сделали вакансии в путинскую гвардию. С особым рвением выступили в православной церкви, где все и так знали, насколько там однополово. Средний показатель по планете в пятнадцать процентов быстро преодолели всего за один месяц, и уже через полгода досрочно вышли на требуемые восемьдесят шесть. Публично заявили о своих отношениях Мизулина и Яровая, Бастрыкин и Маркин, Жириновский и Зюганов, Лавров и Чуркин, Кобзон и Расторгуев, Охлобыстин и Пореченков и множество-множество других, прежде хаявшие этот содом с пеной у рта и с такими кулаками, как будто кто на их зады покушался.
На Ивана Купалы Путин женился на Пескове. С той, правда, оговоркой, что Навка никуда не делась, а продолжила с ними партнёрствовать в тройственном союзе. Это многим облегчило жизнь, потому что давало такие удобные варианты, когда официально принудительную однополость дозволялось теперь разбавлять. Стали отныне экспериментировать и соединяться попарно, почетверо и даже пошестеро, объединяя в законном браке нечестно нажитые воровством и откатами капиталы, чем добавили головных болей нотариусам, с трудом разбиравшим теперь закрытые завещания. В ноябре к троице присоединился Дмитрий Медведев, наконец разведшейся с супругой, попившей ему немало кровей. Вообще, со всеми такими нововведениями Россия далеко устремилась вперед и так продвинулась даже среди европейских развитых стран, что ею теперь ставили и показывали в пример другим тоталитарным диктатурам, как надлежит правильно делать с попранными правами меньшинств. Не обходилось, впрочем, и без перегибов, когда в Кемеровской области вдруг повально запретили разнополые союзы, ссылаясь на неверно понятую инструкцию, спущенную сверху.
Дольше всех держались на зонах воровские понятия, но к футбольному чемпионату дрогнули и они, затрещали под напором красных активистов, и развалились и посыпались, как карточный домик. Опущенные в тюремной иерархии вдруг сели за столами с самими смотрящими, а дырявые ложки признали на сходняках символом бескорыстной отрицаловки. До кучи легализовали марихуану, и Чемпионат мира провели под самыми радужными флагами, благовонными ароматами и с таким кайфом, что победила, наконец, Ямайка, разбив немцев в финале 5:0. И только все было расслабились, как на две тысячи девятнадцатый президент опять выступил. Вздул на лбу вену и зло признался в шутке.
Сбылись, кажется, самые мрачные пророчества: всё это оказалось иезуитской проверкой. Народ простой вздрогнул, скроил в карманах кукиш и с каким-то звериным воодушевлением затрепетал. Всюду только и слышно было: «Наш, дескать, опять переиграл». Все учуяли запах большой крови и скорых расправ, которых годами уже ждали. Милонова выпустили с таким почётом, будто Махатму Ганди, и то общество, которое прежде ему подленько потешалось, упало на коленки, лобызая, как истинного Христа. Живо учредили опричнину, составили с предвкушением списки. Вылавливали по одному, оттягивая с приятным мучительством кончину. Но едва пошли покаянные процессы – граждане на местах проявили завидную инициативу – как началось уже массовидно. Истые геи вздохнули молча и перекрестились с таких радостях, что не поддались на всеобщей волне. Опустилась ночь, всюду воздвигли виселиц и кольев, смазанных салом для удобности скольжения, засучили с наслаждением рукава и с превеликим удовольствием приступили…

Игорь Поночевный

------------------------------------------------

Ольшанский с укрытым вуалью лицом зябко кутался в ветхий шушун, когда они с супругом возлагали цветы у мемориала безымянным героям Новороссии. Свидетель Бородай, тайком смахивая слезинки с набухших глаз, сжимал руку свидетеля Каныгина.