Один из репрессированных родственников, пока не отправился в мир иной, каждое 5 марта поднимал два тоста, за Чейна и за Стокса. По легенде, числа 3-4 марта, сообщили о том, что у Сталина началось "Дыхание Чейн-Стокса". Знакомый врач, тоже из зеков, тогда сказал что это все и тиран в агонии, и в лагере был небольшой, тайный праздник.

Гитлеру в ад пришло сообщение: "Россия напала на Украину, а Германия пытается остановить агрессию". Прочитав сообщение Гитлер застрелился во второй раз.

Как бы я не любил готовить, есть из чистой тарелки и пользоваться нормальными приборами....
Вот нет ничего лучше чем жрать пельмени со сметаной из кастрюли палочками для суши.


Да, Юля в командировке, а посуду мыть и готовить лень.....

Наткнулся на цитату Лидии Чуковской из "Процесс исключения"
"Лето 1976-го. Выйдя однажды за ворота своего сада, встречаю на главной аллее в Переделкине пожилую даму, переводчицу. Я ее не помню. Она говорит, что бывала когда-то по переводческим делам у Корнея Ивановича. Возможно. Кто только у него не бывал! Идем вместе. Теперь она приехала навестить кого-то из своих друзей в Доме Творчества. Не зная, с кем говорю, - говорю о погоде. Лето нынче позднее, вишни еще не расцвели, а обычно в эту пору они уже отцветают... Внезапно моя спутница делает большие глаза и понижает голос:

- Вы слышали... Богатырев безнадежен... Сначала ему стало лучше... Откуда-то из Германии достали лекарство... Знаете, ведь он всегда был окружен иностранцами... Они и позаботились... Сначала ему сделалось лучше, а теперь - хуже... Вы слышали?

- Да,- говорю,- слыхала. Костя при смерти. Когда случилось несчастье, Лев Зиновьевич Копелев срочно дал знать Генриху Беллю, а тот срочно, самолетом, прислал сюда лекарство. Они ведь были друзьями: Белль и Богатырев. И Копелев... Ведь Богатырев германист. Белль с ним дружил, бывал у него, они переписывались.

- Да... Богатырев вечно был окружен иностранцами... Но, говорят, лекарство не помогло, он безнадежен... А DS слышали ли... (взгляд вокруг и полушепотом), вы слышали, теперь уже известно, кто его убил. Вы слыхали?

Я останавливаюсь. Она тоже.

- Нет, - говорю, - не слыхала. Значит, милиция напала-таки на след? Наконец-то?

- Его убили... сахаровцы.

- Кто-о?

- Сахаровцы... ну, знаете, те, кто поддерживает этого... академика.

- Да что вы за чушь порете! - говорю я, скорее удивленная, чем рассерженная. - Какая чушь! Академик Сахаров - и убийство. (В эту минуту я вижу ясно лицо Андрея Дмитриевича, глаза и крупный рот, слышу медленный голос, и мое первое желание - не прикрикнуть на свою собеседницу, а рассмеяться.) Вы что же, никогда не слыхали, что Сахаров - убежденный враг насилия? Как Мартин Лютер Кинг, как Ганди?.. Да и зачем ему убивать Богатырева? Они были в прекрасных отношениях... Что за чушь!

- А затем, - назидательно разъясняет мне дама, - затем убили, чтобы свалить на КГБ."
Надо б почитать, чтоль.

Лазил по настройкам, увидел что можно бесплатно подключить сервис "упоминания".
 Ab61rvalg меня постоянно перепосчивает перепостит? о... копирует). Вот тупо интересно, вот зачем? Да, я понимаю что пишу глупости, враг народа, и вообще пора меня расстрелять. В принципе, пока гадить в коменты не приходят, я даже не баню....
Просто обидно немного, что интернет из прекрасной Глубины превратился в отражение деревенского сортира.

Интересно, когда закроют "Новую газету"? Это ж форменный антипатрионизм, национал-предализм и пятыйколонизм.
А так, жуткая статья. Просто жуткая. www.novayagazeta.ru/society/67490.html

А в Петербурге народу вышло немеренно

Старую запись подымать не хочу, потом не найду.
31 марта 2011 года. За полгода до Болота. Марш против Матвиенко в Петербурге, куда приехал Немцов.
palmos.diary.ru/p153253370.htm

palmos.diary.ru/p154939505.htm

А в новостях написали что "Антимайдан" прошел без проишествий.

Перечитываю я тут советских диссидентов, так, на всякий случай...
"Едва закончился суд, судьи и гебисты заторопились — по всей стране начались собрания с одобрением ввода войск {В Чехословакию, 1968 год}. Не могу сказать, однако, что одобрение было единодушным — имею в виду не диссидентов, а тех, кого на Западе принято называть "человек с улицы". Безусловно, можно было услышать "мы им покажем!", "фашистам продаться захотели!", "мы не живем и им, гадам, жить не дадим!", "не мы вошли б, так немцы!" — все это шло сверху, но легко принималось внизу. Один рабочий так объяснил мне: "Что это за власть, если она меня, работягу, боится — это я должен бояться власти!" Но не назову все-таки это общим мнением народа — мне пришлось встречать людей, совсем разных, которые восприняли введение войск как трагедию. Позднее я познакомился с ортодоксальной партийной дамой и был удивлен, узнав, что она плакала 21 августа. В лагере у нас был спор между двумя рабочими. "Мы их от немцев спасли, что ж они от нас теперь отказаться хотели!" — говорил один. "Если ты тонущую девушку спас — ты что ж, получишь что ли право всю жизнь ебать ее!" — отвечал второй, и поскольку первый сидел как раз за изнасилование, возразить ему было нечего."
Амальрик, "Записки Диссидента".